– Что заработал, то и получу. От ответственности бегать не собираюсь. Сколько дадут, столько и отсижу...
– Да, но ведь можно и условный срок получить. Тем более что гражданин Лихопасов признал свою вину.
– Не понял.
– И свою вину признал, и твою. И Семена Бурыбина с потрохами сдал.
– Потому Бурыбина и арестовали?
– Да.
– А его братья? С ними что?
– Не знаю... – нервно сказал Харчев и ногтем пальца прикоснулся к верхним зубам.
Как бы ногти грызть не принялся.
– В том-то и дело, что не знаю, – продолжал он. – Череда совпадений. В одного снайпер стрелял, другого отравили... Весь отдел на ногах, а тут еще с тобой возиться...
– Я не напрашивался. Да и не ваша эта компетенция мной заниматься.
– Ну, как же, не наша. Ты у нас как единица организованной преступности проходишь. А если серьезно, то нам Бурыбина нужно к стенке прижать. Лихопасов показания на него даст. И ты дашь.
– Что было, то и покажу.
– Нет, скажешь, что он тебе расправой угрожал.
– Он только намекал, что моя дочь может пострадать. Но это не прямая угроза...
– Неважно. И про дочь скажешь, и про себя.
– Мне он не угрожал, – покачал головой Павел. – Сговор был. Конкретный сговор. А угроза косвенной была, так, в воздухе летала...
– Не нужен сговор, – досадливо посмотрела на него Харчев. – Это уже благородство какое-то... Это не я так думаю, это адвокаты соловьями заливаться будут. Так мол и так, без Семена Бурыбина город бы давно уже задохнулся под натиском преступности. Только он может остановить этот вал... Ну не мне тебе объяснять.
– Да, я понимаю. Но мне он расправой не угрожал.
– Ну, пускай хотя бы косвенно, – не сдавался полковник.
– Нет.
– Почему?
– Мне и так стыдно. А будет втройне стыдно, если все решат, что я испугался смерти.
– А ты ее не боишься?
– Нет.
Харчев долго смотрел на Павла, пытаясь уловить в его взгляде хоть капельку неискренности. Но смерть действительно его не пугала, и полковник, похоже, в это поверил.
– Пойми, нужно прижать Бурыбина к стенке.
– Я не против, – пожал плечами Павел. – Заступаться за него не собираюсь. Но и лишнего не скажу.
– Нет?
– Нет.
– Мы бы могли отпустить тебя под подписку.
– Не надо меня уговаривать.
– Не буду. Но ты все-таки подумай. А пока под замком посидишь.
– Чему бывать, того не миновать.
– Ну-ну...
Павлу приходилось бывать в изоляторе временного содержания при городском управлении внутренних дел, но сегодня он впервые попал туда в качестве арестанта. Он шел по гулкому коридору в сопровождении дежурного милиционера, не в силах поднять голову – настолько ему было стыдно. Но и ложью покупать себе свободу он не собирался. Майор Никифоров никогда не отступал перед страхом смерти...
Глава 20
В маленькой узкой камере было душно и темно. Здесь совершенно не было окна, и свет проникал сюда через глазок в двери. Из-за ужасной вентиляции вонь от сортира была постоянной составной жаркого, насыщенного влагой воздуха. Поэтому вызов на допрос Павел воспринял как благо.
На этот раз он беседовал со следователем прокуратуры, который вел его дело. Павел рассказал ему все, как было. После чего последовало предложение – обвинить Бурыбина в том, что он угрожал майору убийством.
– Да поймите вы, Никифоров, Бурыбина мы все равно посадим. Лихопасов даст показания, подтвердит их на суде, и этого вполне хватит, чтобы Бурыбин оказался за решеткой. Но ведь он даст показания против вас, – пытался запугивать его следователь.
– А разве я не признал свою вину? – удивлялся Павел.
– Да, но одно дело сговор, и совсем другое – убийство. К тому же, если вы пойдете нам навстречу, мы будем к вам благосклонны, и суда вы будете дожидаться на свободе, под подпиской о невыезде... Поймите, дело очень серьезное. Расследование этого дела взяла под свой контроль Генеральная прокуратура. Мы обязаны добиться обвинительного приговора, и для этого должны усугубить вину Бурыбина... Скорей всего, нам удастся посадить его и без ваших показаний. Но тогда и снисхождения к вам, Никифоров, не будет. Вы же бывший сотрудник милиции, неужели вы не хотите нам помочь? Ведь из-за Бурыбина вы вляпались в эту историю. Вы поможете нам, мы поможем вам. Лично гарантирую вам, что буду просить для вас условный срок.
– А если я не соглашусь?
– Тогда мы будем считать, что вы сотрудничали с семьей Бурыбиных. Тогда никакого снисхождения...
– Но Бурыбин не угрожал мне убийством. Он предложил мне сделку, я принял его условия. Могу показать, что угроза жизни была. Но в том случае, если бы я отказался от сделки...
– Забудьте о сделке, – морщился следователь. – Не было ничего. Была только угроза убийством.
– Была сделка. А угрозы убийством не было, – так же твердо стоял на своем Павел.
– Что ж, не хотите, как хотите...
Павла снова доставили в камеру, но через два часа с вещами вывели на двор изолятора, где стоял готовый к выезду автомобиль для перевозки заключенных и «уазик» патрульно-постовой службы.
К автозаку его доставили одного. Это радовало. Ведь Павел все же был бывшим сотрудником милиции, и это значило, что на этапе в «сизо» его не полагалось смешивать с основным контингентом заключенных. Но все равно, начальник конвоя должен был осмотреть его – нет ли побоев или простуды, выяснить, есть ли жалобы. Но ничего такого не произошло. На него просто надели наручники и запихнули в фургон. Казалось, сделано это было с бухты-барахты, но, как выяснилось, без умысла здесь не обошлось.
В автозаке уже находился заключенный. Это был Семен Бурыбин. Он сидел в гулкой полутьме, хоть и в наручниках, но на обычной скамейке, и это при том, что в фургоне пустовали два зарешеченных отсека для перевозки особо опасных преступников. Именно под такую категорию и подходил Семен. Но почему же тогда его не закрыли в таком стакане? Этот вопрос и навел Павла на неприятные для него размышления. Что, если в фургоне установлен микрофон или даже видеокамера, чтобы следователь и рубоповцы могли наблюдать, как он пожимает Семену руку, слышать, о чем он с ним разговаривает? Может, арестанты заключат друг друга в братские объятия. Тогда бывшему майору Никифорову не отвертеться от обвинения в сотрудничестве с бандитами. Прижмут его к стенке этим обвинением, заставят дать нужные следствию показания...
Автозак – это не просто зарешеченный фургон для перевозки заключенных. Здесь все продумано, вплоть до габаритных размеров с тем, чтобы машина могла пройти в ворота сизо или колонии. Основная камера обшита стальными листами, чтобы ничего нельзя было отломать и оторвать. И вдоль разделена она решеткой – и заключенных можно хоть как-то разобщить, и фургон не раскачают, не перевернут. Заклепки в кузове только стальные, потому что алюминиевые могут перетереться. Пол усилен стальными профилями – не продавишь, не пропилишь. Плюс ко всему два зарешеченных стакана для особого контингента... Но при всем при этом Павла определили в половину к Бурыбину, на одну с ним скамейку... Что-то здесь явно не так?
– Майор, ты, что ли? – насмешливо спросил Семен.
Похоже, он совсем не удивился, увидев его.
Павел молча приложил палец к сомкнутым губам. Осмотрелся – нет ли где видеокамеры.
– Расслабься, нормально все, – хмыкнул Бурыбин.
Никифоров так не считал. Поэтому продолжал хранить молчание.
– Может, тебе в падлу со мной разговаривать?
Павел пожал плечами. Мол, как хочешь, так и думай, оправдываться не стану.
– Язык тебе что ли, вырвали?
– Разговоры! – крикнул конвоир, вместе со своим напарником устроившийся в решетчатом тамбуре возле дверей.
Семен небрежно махнул на него рукой, но грубые слова оставил при себе. И замолчав, повернувшись к единственному в их половине окошку. В фургоне было душно, и Бурыбина, похоже, радовало, что он оказался в более выгодном, чем Павел, положении. Закон неволи – чем больше благ ты урвал, тем ты круче.