– Да, если зубы гнилые, – кивнул Павел.
– Если это вы про моего мужа, то я прошу вас воздержаться от намеков, – нахмурилась она.
Но все же сходила на кухню, вернулась оттуда с двумя чашечками капуччино. Судя по тому, как быстро она обернулась, кофе приготовил автомат.
– Намеков больше не будет, – сделав глоток, сказал он. – Спрошу прямо. Зачем ваш брат говорил про мою дочь? Он собирается меня шантажировать?
– Нет, – опустив глаза, мотнула она головой.
– А почему так несмело?
– Потому что от него можно ждать, чего угодно...
– Значит, моей дочери угрожает опасность?
– Прежде всего, опасность угрожает вам самому. Вы должны представлять, с кем вы связались?
– С кем?
– Вы сами должны понимать.
– Я бы хотел услышать это от вас, – Павел пристально, пытливо смотрел на Юлию, а она по-прежнему прятала глаза.
– Не скажу... Все-таки это моя семья. В хорошем смысле семья... А они превратили этот смысл в какой-то ужас...
– То есть, в мафию.
– Это ужасно... Сколько раз я им говорила – не надо, но меня никто не слушал. Поверьте, это мое несчастье...
– А почему вы в обычной стоматологии работаете?
– Вы думаете, что я могла бы иметь свою собственную клинику? Не отвечайте: это не вопрос. Я знаю, что вы так думаете. Да, могла бы владеть собственной клиникой, но я не хочу...
– Я понимаю, ваш отец и братья ведут не совсем честный бизнес, но у них есть и вполне легальные деньги.
– Деньги здесь не при чем. Это моя форма протеста.
– А против мужа не протестуете? Я имею в виду его образ жизни. Как-никак, он член вашей большой семьи.
– Мне совсем не нравится его образ жизни. И боюсь, что Семен втянул его в свои дела...
– В черные дела?
– Я вас не поняла, – Юлия напряженно смотрела на Павла.
И страх в ее глазах, и смелость – все вперемешку.
– Семен втянул вашего мужа в черные дела. Вы это хотели сказать?
– Может, и хотела, но не сказала.
– А я слышал, что сказали.
– Ничего я не говорила. И ни во что Семен Эдуарда не впутывал.
Она снова опустила глаза, не в силах выдержать его взгляд. А ведь он даже не пытался давить на нее.
Какое-то время они молчали, каждый думая о своем. А может, и об общем...
Первой заговорила Юлия.
– Семен очень активный, – будто размышляя вслух, сказала она.
– И очень опасный, – продолжил Павел.
– Я этого не говорила. Но все может быть... Он очень многое про вас узнал.
– Это я уже понял.
– Это правда, что у вас погибла жена? – опустив голову, дрогнувшим голосом спросила она.
– Правда.
– И она была похожа на меня? – еще больше сникла она.
– Правда... – Павел сглотнул. – Только не пойму, зачем он вам это сказал?
– Он очень злился на вас за то... В общем, он думал, что вы использовали меня в своей игре.
– А сейчас он что думает?
Волнение усиливалось, и ему казалось, что его ноги буквально приросли к полу.
– Он думает, что я вам понравилась, – краснея, выдавила она.
– И это можно как-то использовать в игре против меня? – ляпнул он.
– Ну, зачем же вы так?..
– Ваш брат – опасный человек, от него всего можно ждать.
– Но я не опасная. И его игры меня не интересуют.
– Ну как же? Ваш муж мог стать частью этой игры.
– Мой муж меня не любит...
Видимо, это признание далось ей с огромным трудом, и на него ушли все ее душевные силы. Она замолчала, не в состоянии продолжать разговор. Молчал и Павел, подавляя в себе искушение обнять эту беззащитную, как ему казалось, женщину, утешить ее ласковым словом. В какой-то момент ему показалось, что этим он искупит свою вину перед покойной женой, но он сам же над этой своей глупостью и посмеялся. Лена – это одно, а Юлия – совсем другое. Да, они в чем-то похожи, но вовсе не взаимозаменяемы. И Лена не обрадуется, если он заведет роман с этой женщиной. И будет тихонько плакать там, на небесах, наблюдая, как он пытается изменить ей. Будет плакать, как делала она это по ночам, когда он спал с другими женщинами...
– Мне уже пора.
Уходить ему не хотелось, но он заставил себя подняться.
Юлия молча кивнула и проводила его до калитки. Они расстались, не сказав друг другу ни слова.
Глава 9
Отец не пытался давить своей мощью, хотя мощи и силы у него не отнять. Крупная голова в мелких и жестких кудряшках, широкий, густо перепаханный морщинами лоб. Надбровья настолько массивные и резко очерченные, что Семену иной раз казалось, будто это нижний срез шлема, собранного из костей черепа, украшенного кудрявыми волосами и натянутого на лицо. Широкий мясистый нос, тяжелая челюсть, могучая грудь, густо поросшая седыми волосами, сильные руки, выпуклый, но упругий и мощный живот...
Он умел смотреть на собеседника, медленно и глубоко вонзая в него остро-иронический взгляд. При этом он мог зевать, хлюпать носом, скрести нестрижеными ногтями по волосатой груди, но верх в разговоре всегда оставался за ним. И будь ты хоть датским принцем, эталоном светского этикета, все равно будешь ощущать перед ним свое собственное ничтожество... Он не давил, но подавлял.
– Почему мой зять до сих пор в тюрьме? – спросил он, смачно обсасывая кроличью косточку.
Вся семья в сборе – отец, сыновья с женами. Не хватало только Юлии. Но к этому все давно уже привыкли.
– Потому что пальчики сошлись, – сконфуженно отозвался Семен.
Прав он был или виноват, он всегда чувствовал себя неловко перед отцом. Даже сейчас, когда тот, занятый обедом, не смотрел на него.
– Какие пальчики?
Немного подумав, отец один за другим облизал свои пальцы, а затем вытер их об скатерть. Никто не обратил на это внимания. Все привыкли к его причудам. Более того, брали с него пример. Семен тоже после обеда мог вытереть руки об занавеску, но только у себя дома. В доме отца он мог получить за это крепкую затрещину.
– Менты считают, что преступник был в очках, – сказал Семен. – А на месте преступления они дужку от очков нашли, с отпечатками пальцев...
– Это я знаю, – кивнул отец. – И дужка далеко от места убийства лежала. А то, что пальчики на ней, так Эдик мимо проезжал, случайно обронил, еще до того, как потерпевший образовался. Логично?
– Ну, так Эдик на этом и стоит. Только ему не верят.
– Алиби у него есть?
– Есть, – подал голос Лева.
У него не было пышной шевелюры, но и без нее он чем-то напоминал взрослого льва. Небольшие, суженые под углом глаза, широкий нос, крупные губы... И душа у него львиная, и тело...
– Я был в прокуратуре, и Катя со мной была, – отчитался он. – Мы сказали, что Эдик в момент убийства был с нами в спортзале.
Это перед отцом он вел себя, как прилежный мальчик. А в жизни мог нарычать на любого из братьев.
– И что, Эдик до сих пор баланду лаптем хлебает? – спросил отец, неодобрительно глянув на Семена.
– Следовательша там, я с ней говорил, она все понимает, но поделать ничего не может.
– Почему?
– Потому что улика железобетонная.
– Улика – это вещь. А любую вещь можно купить. Или вынести.
– Пытались. Но менты ее крепко спрятали... Есть там один упертый гад. Как клещ в Эдика вцепился. И улику так спрятал, что не найти. Следовательша его боится. Говорит, что он не совсем нормальный...
– Псих?
– Да нет, просто ничего не боится.
– Так не бывает, – уверенно мотнул головой отец. – Страх – это вторая душа человека.
– Он жену свою реально любит. С ума по ней сходит.
– Ну вот, дай ему понять, что жена может с работы не вернуться.
– Уже.
– Что уже?
– Не вернулась.
– Ну и что тебе это дало?
– Да нет, отец, ты не понял. Я к его жене отношения не имел. Кто-то другой постарался. Убили ее, по голове сильно дали...
– Кто?
– Ну, этого я не знаю. Мент, по жизни, борзый, мог дорогу кому-нибудь перейти.
– Мент, говоришь? – вмешался в разговор Стас.